Шёлковые фрески

В один прекрасный день молодой художник Татьяна Буракова повернулась лицом к океану.

«Океаном» назвали новый торговый комплекс с рестораном и магазином в городе Екатеринбурге. Надо сказать, что более сухопутного города не сыскать во всей России: он расположен на стыке континентов, вдали от океанов. До Тихого надо проехать всю Азию, а до Атлантического – всю Европу. Ближе Ледовитый: порой здесь чувствуется его ледяное дыхание.

Фасад ресторана «Океан» – это три огромных окна. Решили их закрыть шторами с росписью в технике «батик». Этот серьёзный заказ в центре Екатеринбурга получила Татьяна. Заказчиком выступал директор «Главрыбы». Этот человек ведал всей рыботорговлей, был акулой в своем бизнесе и никому не доверял. А тут возникает девушка двадцати с чем-то лет. Слова «специалист по монументально-декоративным тканям» и «оформление общественных интерьеров» его не впечатлили. Еще большее недоверие вызвал у него батик как таковой.

– Знаем мы ваши росписи. Их выстираешь, и они смоются.

С непроницаемым лицом он выслушал горячий Танин монолог о свойствах красителей, которые при особой обработке соединяются с шёлком на молекулярном уровне и не смоются никогда.

– Не поверю, пока не увижу своими глазами.

Батик художник догадалась захватить с собой. Раковину нашли за дверью. Расписанный шёлк постирали в горячей и холодной воде, она осталась прозрачной. Таня улыбнулась самой солнечной из своих улыбок. Верхушка айсберга была растоплена. Заветная подпись получена.

Высота композиций четыре метра, общая длинна 15 метров? Прекрасно, будет где развернуться. Срок не очень большой? Она умеет работать по шестнадцать часов в день. Нужен верный глаз и твердая рука? Это про неё, она умеет вести линию по ткани с хирургической точностью, ведь никакие исправления на шёлке невозможны. Главное, чтоб линия была певучей… Но на то она и художник.

Когда художник выбрал тему, интересен его первый импульс.

– Бутылочное стекло!

И – вперёд, на этот зелёный свет. Не имело значения, что весь морской опыт Татьяны сводился к школьным каникулам у моря. «Я плавала под водой, в маске, но не пришла от этого в восторг. Вокруг было мутно и гулко». Теперь, при мысленном погружении, сложилась отчетливая и яркая картина: «Затонувшие корабли и цивилизации».

Затонувшие корабли и цивилизации – центральная штора

Океан, живой и густонаселенный, хранит на дне обломки Атлантиды. Стаи рыб скользят мимо. Здесь обитают существа всех видов и подвидов, и действуют те же, что на суше, законы красоты. Раковины дружат целыми колониями. Водоросли свиваются в общую гирлянду. Здесь всё в движении. Всё колышется, плывет от центра к краям, от краев к центру, то устремляясь вглубь, то выплескиваясь наружу. По спирали, по диагонали, во всех направлениях. И – свет. Он идет ниоткуда и отовсюду, вырывая у непроницаемой тьмы её тайны.

Панно в интерьере магазина Океан

К углу ресторана примыкает бетонная коробка магазина «Океан», решили включить в композицию и его. Шторы ресторана продолжили шесть шёлковых панно в витражах магазина. Это шесть историй о том, как прекрасно быть рыбой, иметь сверкающую чешую, гордый хвост и плавники невероятной формы. Или кальмаром, с длинными музыкальными щупальцами. Или обаятельной каракатицей.

Нарисованные рыбы в панно скользили на свободе по волнам среди морских звезд, на встречу друг другу и смотрели на нас оценивающим взглядом. В сущности, у Татьяны получилась целая серия изящных «рыбных портретов». Мороженная рыба в витринах в таком соседстве смотрелась бодрее. Не исключено, что те и другие перемигивались по ночам.


Дирекция оценила молодого художника и через пять лет снова заказала ей комплект штор для ресторана, теперь на тему «Северные моря». Курс менялся на норд-ост. И прежде всего надо было поменять цветовую гамму. Она стала свинцово-синей, с включением рыжих, терракотовых, фисташковых пятен. На центральной шторе предстаёт квадрат суши, над которой поднимаются паруса. Старинная карта и глобус зовут в дальние плаванья. Справа восседает в задумчивости император Птр Великий, создатель русского флота. Молодой моряк только что расстался с безутешной невестой и идёт на зов моря, мерцающего в дверном проёме. Всех окутывает не то дымка памяти, не то волны. В центре композиции словно в невесомости завис исследователь-аквалангист, приплывший из другой эпохи. На боковых шторах стоят портовые краны, свет маяка пронизывает полярную ночь, огромная луна стоит над спящим рыбацким посёлком и в снах рыбаков проплывает по небу серебряно-чёрная рыба. Царь-рыба, рыба-мечта.

Северные моря – штора в ресторане

Шторы торжественно повесили на радость прохожим и посетителям ресторана. По вечерам, освещённые изнутри, они манили к себе. Все восхищались: «О! Как витражи». Но композиции Татьяны Бураковой воспринимаются скорее как фрески. Витраж статичен, фреска вся строится на движении. Её сюжетное развитие и весь образный строй сложнее, колорит изысканнее. Действие направлено в глубину, за вторым планом угадывается третий.

Шёлковые фрески. Почему нет? Как сказал один умный человек, все интересное рождается на стыке жанров.

Пять лет город любовался на эту суровую красоту. Потом, по контрасту, возник новый цикл: «Южные моря». Благодарный сюжет и полная свобода, можно спускаться на дно, можно витать в облаках.

Средь ликования тёмно-синих вод,
Безбрежна мысль, свободен дум полет.

Байрон тысячу раз прав.

Южные моря – фрагмент шторы

Третий «Океан» Татьяны Бураковой стал фантазией в синих нефритовых тонах. В пролётах рыжих арок виден пейзаж, который может возникнуть разве что в счастливом цветном сне. Замки на вершинах скал, руины бывших крепостей, призрачный парусник на горизонте. Ещё один, поближе. И ещё, и ещё. Цепь дальних синих гор. Уютная гавань с островерхими башнями, почему-то смутно знакомыми. Где-то мы их видели, но где?.. На картинах Ван Эйка?..

«Южные моря» ещё раз подчеркнули особенности стиля художника Татьяны Бураковой. Это стиль легкий и не принужденный. Она создает свои композиции словно играючи и уж точно по вдохновению. Так возникает эскиз, и так же он воплощается на ткани. Она всю роспись, до последнего штриха, выполняет собственноручно. Любовно прописывает детали какой-нибудь завиток водоросли или совсем крохотную рыбку. Они у неё потом составят соразмерное целое на огромном полотне.

Когда смотришь на три «Океана», понимаешь, что их создал молодой художник, склонный к романтическим чувствам и полёту фантазии.

С годами Татьяна Буракова повзрослела, но ни одно из этих качеств не утратила. У неё появилась собственная творческая мастерская, а специализацией стали театральные занавесы. Её сын Гриша как-то взял карту России и отметил флажками все города, где весят её занавесы. Оказалось 76 городов.

Татьяна всегда любила театр, в юности пела в академическом хоре и знает, что такое «магия сцены». Одна из самых поэтичных её композиций называется «Пустая сцена». Сцена в ожидании минуты душевного подъёма, свет гаснет, занавес раздвигается…

Так случилось, что одним из первых стал занавес, выполненный для Каменска-Уральского, где Татьяна родилась и выросла. Город небольшой, театр маленький. Она очень старалась. Она даже не знала, что занавесам аплодируют. И её занавесу аплодировали. К слову сказать, занавес до сих пор жив, хотя ему уже четверть века. В театре им гордятся и берегут.

Один из театральных парадоксов заключается в том, что спектакль может быть лучше или хуже, но занавес обязан быть лучше. Он – как эпиграф к понятию театра вообще. Случается, что из всего предложенного зрителю за вечер один только занавес остается на высоте. Как знамя.

Пространство театра вдохновляет. Куб сцены, параллелепипед зала и магическая черта между ними. По убеждению Татьяны Бураковой, занавес не должен быть плоским. И она увлеченно членит его на части, разрезает пополам, делит на ассиметричные фрагменты и опять сливает воедино в ритмах встречных движений. Её занавесы живые, в их складках вибрирует укрощенная энергия, ставшая гармонией.

Северное сияние – занавес в Салехарде

Для города нефтяников за полярным кругом выполнен занавес «Северное сияние». На нем перекатываются нарисованными волнами полосы темно-синего бархата, серого шелка, бледно-голубого бархата, совсем светлого шёлка. Элегантный орнамент со стразами Сваровски дополняет великолепие.

А следом может появиться что-нибудь трогательно-наивное. Таков занавес для кукольного театра в Перми.

Задник на сцене Школы Искусств

В школе искусств Ханты-Мансийска появится занавес простой и изящный, в летучей геометрии линий.

На далекую Чукотку отправится занавес с лёгким орнаментом, чем-то напоминающий национальный. Оленеводы, приезжающие в свой Дом культуры на нартах, его одобрят.
Ни один занавес художника не похож на другой. Она использует тематическую роспись по хлопку, сукну, шёлку, крепу и бархату. Виртуозно владеет композиционным кроем и драпировкой. Сочетает аппликацию с драпировкой и роспись с аппликацией. Может использовать в одной работе все приемы. Находит всё новые виды тканей. И всё изобретательней сочетает их с собой. Придерживается принципа: чтобы заиграло. Игра. Очень важное слово в театре. Играть можно всем: цветом, складками драпировок, фактурами тканей, от плотных до прозрачных.

Занавес Русь в пансионате для престарелых

Подкупает даже не столько мастерство, сколько благородство самого посыла и всегдашнее прямое обращение к человеку. Одна из принципиальных удач Татьяны Бураковой – занавес «Русь», выполненный для дома престарелых. Он словно весь составлен из лоскутов, но каждый из них драгоценность. По отдельности они могли принадлежать разным семьям, родам, поколениям. Составленные вместе, оказались настоящим богатством для нас теперешних. Орнаменты скопированы с одеяний – Богородицы, Николы-угодника – на древних иконах. Оттуда же пейзаж на горизонте, идеальный далекий град. Есть особая музыкальность в том, как составлены в ряд разновеликие арки. Их проемы до поры закрыты. Смотришь и мысленно готовишься к самому долгому путешествию.

У неё общительное искусство. Выполнив столичный заказ, Татьяна тут же берется за работу для какого-нибудь провинциального театра, любит радовать зрителей маленьких городов, не избалованных зрелищами. Придумывает для них особо затейливые варианты. Например, с эффектом флюоресценции, когда при смене освещения одна роспись исчезает и на темном фоне проступает другая, до поры невидимая. Что-то из сказки: пастушок играет на свирели, Золушка убегает с бала, трубочист карабкается по лестнице к звездам. Поначалу они остроумно спрятаны в общем узоре, а теперь выходят из темноты. И зал выдыхает: «Ах!…». Ещё одно новое увлечение Татьяны – «обманки»: водопад овальных складок маркизы струится вниз, а рядом такие же складки, но уже рисованные, текут вверх, вопреки законам притяжения, озадачивая, но и чаруя. Любить зрителя – это значит время от времени ставить его в тупик.

Кратко выразить суть творчества Татьяны Бураковой можно в таких словах. Раздвигается занавес, колышется штора, и сквозь декор проступает Мысль.